‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Значит, ты все же местный? — слабо улыбается она.

— По крайней мере, меня подбросили в один из роддомов края.

— Я должна была догадаться. В тебе есть что-то азиатское. Но ты не говорил, что приехал, чтобы найти мать.

— Просто у нас не доходит до разговоров обо мне.

Я говорю не в упрек, но Сана как будто смущается. Отводит взгляд и тянет ко мне свою руку. Наши пальцы переплетаются.

— Так давай это исправим, — предлагает она и неуверенно закусывает губу. Наверное, ей тоже не очень хочется обсуждать то, что случилось утром. И хоть это неминуемо, я даю нам обоим отсрочку.

— Что ты хочешь узнать?

— Ну, не знаю… Как продвигаются твои поиски? Ты нашел какие-то зацепки?

— Нет. И не думаю, что найду.

От земли идет холод. Валяться на ней вот так — не лучшая идея. Я приподнимаюсь на локте, чтобы встать, да только Сана не позволяет.

— Давай полежим…

— Так холодно ведь. Заболеешь.

— А ты обними меня и согрей.

Окидываю Сану критическим взглядом. И один черт подчиняюсь. Кажется, вообще не в силах сказать ей хоть слово против.

— И чем же вызваны твои сомнения? — возвращает нас к прерванной беседе Сана и прячет нос у меня на груди. Скрывать мне нечего, иначе бы я не стал говорить об этом с Петькой. А потому я рассказываю Сане все, как есть, медленно перебирая ее шелковистые волосы пальцами.

— Все это, конечно, хорошо, но и ты, и следователь, который вел это дело более чем тридцать лет назад, не учли одного важного момента.

— Это какого же? — улыбаюсь я, наверное, даже немного снисходительно. В конце концов, я обучен учитывать все. Вообще все. Она просто еще не в курсе.

— Того, где находитесь.

Сана отвечает сухо, мгновенно считав мои мысли. Вот же черт! Я никак не привыкну к тому, что кто-то может делать это так просто. Это настолько немыслимо, что я на ровном месте совершаю одну ошибку за другой. Извиняясь, касаюсь ее щеки пальцами.

— А как это соотносится?

— Да здесь же пара больших городов на сотни километров! Думаешь, сейчас, а тем более раньше, местные женщины ездили рожать в больницу?

Зависаю, обдумывая ее слова.

— Судя по всему, такие мысли глупы?

— Конечно. Многие, тем более тогда, рожали дома. Да и сейчас не у всех есть возможность попасть в больницу, когда припечет. Я вот не смогла.

Каменею. Рефлекторно впиваюсь пальцами в ее спину.

— Что значит — не смогла? А этот мудак где был? — мой голос больше похож на шипение. Сана невесело смеется. Освобождается от моих рук и садится, подтянув к груди ноги.

— Со мной. Где ж ему еще быть?

— Он не позволил тебе обратиться за врачебной помощью? — мой голос хрустит, как тонкий, еще ломающийся под ногами лед.

— Нет, конечно. Он бы все на свете отдал, чтобы доставить меня в город. Ребенка Акай хотел намного больше меня самой. Но роды были преждевременными. И пришлись на снежную бурю. Перевал замело. А добраться в больницу по воздуху по такой погоде тоже не было никакой возможности. Пришлось справляться своими силами.

Сана облизывает сухие губы, глядя прямо перед собой. И все будто бы по прежнему — поют птицы, и солнечный свет пробивается даже через плотные кроны кедров, а мне один черт кажется, что мир померк и никогда уже не будет прежним. Девочка моя…

— Как ты справилась?

У меня так болит за неё, что вопрос выходит каким-то корявым. Совсем не то я хотел спросить! Совсем не то услышать…

— Как? Наверное, плохо. Роды были тяжелыми. Богдан шел ножками. Плюс обвитие. Случилась гипоксия… Собственно, от этого все его беды.

Это все занятно, но я ведь не о Богдане спрашиваю!

— А ты? Как ты это все пережила?

Я даже встряхиваю ее легонько. Меня злит, что она как будто каждый раз забывает о себе. Мне от этого физически больно. Сана хлопает глазами, медленно возвращаясь в действительность. Смотрит на меня непонимающе. Словно я спросил какую-то глупость.

— Пережила, — шепчет она, отказываясь вдаваться в подробности. — Кстати, детей у меня не будет, так что если ты вдруг мечтаешь состариться вместе и нянчить внуков…

Затыкаю ей рот яростным поцелуем. У меня все внутри холодеет и покрывается льдом, когда я представляю морозную зимнюю ночь, их с Акаем, заключенных в объятья снежной бури. Я слышу крики, больше напоминающие вой. Чувствую запах горящих в печи поленьев, каких-то трав и крови. Я ощущаю его бессилие, от которого мутится рассудок. И как по капельке, по мере того, как крики становятся тише, из ее тела уходит жизнь… Все это, конечно, ужасно. Но отступивший страх того, что я не смогу дать Сане ребенка, становится тем малым, что способно хоть как-то меня примирить со случившимся.

Подтягиваю ее к себе на колени. Жадно сминаю полушария ягодиц. Для меня отсутствие детей — не проблема. Люди редко когда на самом деле хотят возиться с детьми. Рожать их заставляет вполне эгоистичное желание. Почувствовать свое продолжение в ком-то. Мне это чуждо. Потому что мое продолжение, как и мое начало — в ней.

Мы продолжимся, чтобы быть друг у друга. В другой жизни. В другом воплощении.

Я снова ее хочу. Но прежде мне нужно выяснить что-то важное. Отстраняюсь.

— Ты поэтому так отреагировала на Петьку сегодня утром? Переживаешь по поводу того, что у тебя не будет больше детей?

Сана еще не до конца пришла в себя после моего поцелуя. Ее с поволокой взгляд не сразу становится осмысленным.

— Нет. Скорее, я этому даже рада. Не то бы у меня, наверное, был уже целый выводок. Акай постарался бы. У него пунктик на этот счет.

Так… Ладно. Это пока лучше пропустить мимо ушей. Я хотел прояснить другое.

— Тогда почему ты была так встревожена?

— По той же причине. Акай всегда хотел меня и сына. Я и так ему принадлежу. А Янар, привезя Петьку, исполнил второе его желание. Утром я поняла, что Акай никогда теперь меня не отпустит. Никогда… Не думаю, что выдержу это теперь, когда…

— Когда что?

— Когда узнала, что все может быть по-другому, — шепчет Сана, и две крупные слезы скатываются ей на щеки. — Ну, зачем ты мне встретился? Ну, зачем?

— Тш-ш-ш. Я же обещал, что все будет хорошо! Я говорил, что смогу тебя защитить, помнишь? Просто уходи от него.

— Уходи? А Богдан? Ты забыл, что у меня есть сын?

План рождается в голове в одно мгновение.

— Я обещаю, что вытащу его. Реабилитационный центр — это не какой-то режимный объект. За этим не станет.

— Ты не понимаешь, Иса. Богдану нужен специальный уход, это деньги… Большие деньги! Даже если я все брошу и поеду с тобой…

Снова её перебиваю:

— Я смогу вас обеспечить!

В конце концов, за свою жизнь я успел скопить приличную сумму. Тратить деньги мне было попросту некуда. Да и, если придется, профессионалы моего уровня подготовки всегда найдут, куда применить свои навыки. Могу и в киллеры податься, если уж совсем припечет.

— Не в этом дело! — противореча собственным же словам, кричит Сана. — Я просто не могу сорвать его с места. У Богдана тяжелая форма аутизма. Он не выдержит перемен. Я не могу им рисковать. Понимаешь? — Сана слизывает слезы с губ. И я действительно понимаю. Понимаю, что должен отступить. Чего бы мне это ни стоило.

Мой план не так уж и плох. Но пока я не нашел специализированной клиники, куда мы могли бы поместить Богдана, и не утряс все вопросы касаемо безопасности, стоять на своем бессмысленно. Как бы трудно мне ни приходилось делить ее…

Конечно, я мог бы решить все проблемы одним метким выстрелом, но… Черт, наверху знают, что я здесь! И я первым же попаду под подозрение.

— Понимаю. Мы что-нибудь придумаем. Ты только держись, ладно? — касаюсь ее лба своим.

— Ладно.

— Обещаешь?

— Как будто у меня есть какой-то выбор! — она плачет и смеется одновременно.

Глава 16

Сана

После той нашей встречи Иса уезжает на дальние кордоны с инспекцией. Дело это долгое, хлопотное и опасное. Хорошо, что до его отъезда мы урвали время, чтобы побыть вдвоем, ведь с тех пор вот уже третью неделю мы даже толком не говорили. Телефонная связь в горах отсутствует практически полностью. А пользоваться рацией небезопасно. Все, что мне остается — ждать, когда он вернется. Я будто откатилась в прошлое на много лет назад, когда расстояние невозможно было преодолеть при помощи телефона.